|
VII
В листах банана скрытый, факел смольный
Привязан был на грудь дикарки вольной,
Повит гнату зеленым, чтоб волной
Подмочен не был светоч смоляной.
Кремень, сухие ветки были тож
В листах защитных. Торквиль дал свой нож:
Клинок в кремень ударил, искра тлеет,
Пещера ярким заревом светлеет.
То был чертог великий, где природа
Ваяла сень готического свода
И смелых дуг сплетенья возвела.
Землетрясений сила подняла
Надстолпия и выперла колонны
Из горных недр, когда с земного лона
Не сбыл потоп и трескалась кора.
В пожарище всемирного костра
Стен первозданных плавились опоры.
Тьма - древний зодчий - трапезу, притворы,
Резной намет воздвигла. И коль ты
Не вовсе чужд внушению мечты, -
Твой встретит взор в святилище сих мест
Алтарь, и трон, и балдахин, и крест.
И в кружевных капеллах, перевиты
Сквозною сенью, виснут сталактиты.
VIII
И друга за руку она водила,
И пламенником пылким наводила
На своды день мгновенный, чтоб узнал
Он склепы тайные пещерных зал.
И милому с весельем показала,
Что день за днем, заботясь, припасала
В приют любви. Циновка для ночлега,
Гнату - покров, елей сандала - нега
Телам продрогшим - оказались там.
К обеду - хлебный плод, кокос и ям.
Был скатертью банана лист обширный,
А блюдом панцырь черепахи жирной
С ее же мясом. И манит медовый
Банан, и тыква с влагой родниковой.
Чтоб жил огонь, вот смоль сухих лучин.
Все - здесь. Пещера - дом. Он - властелин.
И с ним она, как призрак ночи страстной,
Чтоб сделать ночь желанной и прекрасной...
Случайности судьбы непостоянной
Предвидела она, лишь гость незваный
На взморье выплыл, - милому с тех пор
Готовя сей хранительный затвор.
С зарей, плодами золотыми полн,
У черных скал ее качался челн;
И ввечеру туда ладья скользила
И тайные сокровища свозила...
И торжества не может превозмочь
Сих стран любви счастливейшая дочь!
IX
Она признательность и удивленье
Прочла во взоре милом, и в томленье
Нетерпеливой страсти обвила
Желанного, и к персям привлекла,
И лепетала старое преданье
Любви (любовь стара, как мирозданье;
Но кто пришел и кто придет на свет,
Приходит обновить ее завет):
Как юный вождь - сменилось много лун
С тех дней - нырнул близ этих скал в бурун,
Гонясь за черепахой, всплыл в пещере
И так обрел подводной тайны двери;
Как после, брань ведя, здесь от врагов
Скрывал он деву ближних берегов,
Дочь недруга, спасенную для плена
Дружиной князя; как настала смена
Кровавых дней, - и вождь, собрав свой клан
У скал заветных, прыгнул в океан -
И не вернулся; как дружина мнила,
Что (в нем злой дух, как за него молила
Акулу синюю, как мыс вокруг
|
|
Обрыскала, как из пучины вдруг,
Когда рука гребцов грести устала,
Богиня (так им страх шепнул) восстала -
И, светел, за русалкою - женой
Сам витязь всплыл из мглы заповедной,
Как явью призрак стал, и трубный зык
И племени ликующего крик
Чету встречал на берегу родном...
"До гроба жили, счастливы, вдвоем...
Не тоже ль нам грядущее скрывает?"
Взрыв юной страсти повесть прерывает
В пещере дикой... Здесь, певец, молчи!
Одно скажи: в могильной сей ночи
Любовь сильна, как в склепе Абеляра31,
Где двадцать лет почивший ждал удара
Кирки заветной, что соединит
С ним Элоизин прах; кирка звенит, -
Мертвец объятья страсти размыкает...
Над брачным ложем рокот не смолкает
Глухих валов, - но сквозь их гул и звон
Милей любви прерывный шепот, стон...
X
Но где собратья их превратной доли,
Виновники их сладостной неволи?
Спасения товарищи лихие
От человека молят у стихии.
Крутой ли вал от недруга спасет?
Вал гонит вал - и недруга несет.
Добычей ускользнувшей разъярен,
За брошенной добычей рыщет он,
Как коршун, упустивший верный лов.
Гнев множит мощь. Уже простор валов
Отрезан беглецам. Хотя б скала
Их заслонила, бухта приняла
В затвор глубокий! Выбирать нельзя:
Плывут, куда простерлась их стезя.
Причалили - ступить в последний раз
На землю и свой смертный встретить час -
В бою ль, на плахе ль... Отпустили диких,
Готовых стать за братьев бледноликих:
Сам повелел им Христиан бежать,
Напрасной сечи жертв не умножать.
Что меткий дрот с колчаном каленых
Пернатых стрел - противу дул стальных?
XI
Природные ступени голых скал
Срывались к полосе, где челн пристал.
Хватают ружья. Взор горит угрюмый,
К врагу прикован пристальною думой
О близком неизбежном, - дикий взор,
Каким на палача глядит позор
И безнадежность... Так стоит их трое,
Как древле триста, - Фермопил герои, -
Столь схожи с теми, столь различны! Цель
Решит в веках, бесславью ли, молве ль
Восторженной наследием послужит
Смерть храбрецов. По этим трем не тужит
Их родина. Про их последний час,
Сквозь слезы улыбаясь, пересказ
Не обновят в далекой мгле столетий
Их племени признательные дети;
Герой не позавидует борцам;
Нем будет звук их имени сердцам.
Прорезав смертный облак, пламень славы
Не озарит пред миром бой кровавый...
Они то знали. Знал хотя б единый,
Кто их паденья первой был причиной,
Кто, - может быть, рожден для лучших дел, -
Поставил ставкой общий их удел, -
И кость в последний раз игрок кидает, -
И жребий беспощадный выпадает...
Пусть жизнь и честь проиграны! Все горд
Стоит и ждет он, - и, как камень, тверд,
На коем стал, ружье нацелив... Так
Стоит пред солнцем грозной тучи мрак.
|