Статьи об авторе » П. И. Вейнберг. «Дон-Жуан». Поэма лорда Байрона

Перевод П. А. Козлова

П. И. Вейнберг - поэт, переводчик и популяризатор западноевропейских литератур в России - начал свою более чем полувековую переводческую деятельность в 1851 году переводом драмы Жорж Санд «Клоди». Число его переводов огромно; при выборе основное внимание он обращал на идейное содержание произведения, предназначенного для перевода. Вейнберг переводил стихи, художественную прозу, драматические произведения со многих европейских языков: немецкого (Лессинг, Шубарт, Гёте, Шиллер, Уланд, Арндт, Берне, Гейне, Гудков, Гейбель, Ленау, Шамиссо, Фрейлиграт, Гартман, Гофман фон Фаллерслебен, Граббе, Гейзе, Шпильгаген и др.), английского (Шекспир, Шеридан, Бернс, Байрон, Шелли, Браунинг, Лонгфелло, Брет Гарт, шотландские баллады и др.), французского (Мольер, Гюго, Мюссе, Понсар, Коппе, Ришпен, Дюма-сын, Эркман-Шатриан и др.), итальянского (Данте), латинского (Гораций), норвежского (Ибсен), датского (Андерсен), польского (Сырокомля), украинского (Шевченко). Особенно много он переводил Гейне и Шекспира (9 пьес). Под редакцией Вейнберга вышли четыре издания сочинений Гейне (1864-1872, 1874-1881, 1897-1898, 1904), два издания сочинений Гёте (1865-1871, 1875-1876), «Европейские классики в русском переводе» (1874-1876), «Европейский театр» (1875), избранные стихотворения Гюго (1889) и другие издания. Помимо художественной литературы Вейнберг переводил также научные сочинения, главным образом по истории литературы.

Для стихотворных переводов Вейнберга характерно стремление к точной передаче содержания, сочетающееся с низким уровнем поэтической техники и пренебрежением к форме произведения. Эта особенность переводческих принципов Вейнберга получила теоретическое обоснование в его статьях и рецензиях по вопросам перевода.

«Песни Гейне в переводе М. Л. Михайлова».- «Библиотека для чтения», 1858, No 7.

«Дон-Жуан». Поэма лорда Байрона. Перевод П. А. Козлова.- Журнал Министерства народного просвещения, 1889, No 8.

Трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» и «Ричард II» в переводах Д. Л. Михаловского.- Сборник Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук, т. LII, No 6, СПб., 1891.

«Дон-Жуан». Поэма лорда Байрона. Перевод П. А. Козлова

Переводческая деятельность в России сопровождается двумя интересными явлениями: во-первых, она распространена в очень значительной степени и, во-вторых, находится в одном отношении в весьма неблагоприятных условиях.

Что касается первого явления, то, как многим, конечно, известно, переводить иностранных писателей - и прозой, и стихами - начали у нас очень давно, и главным образом - в царствование Екатерины II. Затем эта отрасль литературы развивалась в России все больше и больше, развивалась так, как ни в одной европейской стране, за исключением разве Германии, и в настоящее время находится в таком положении, что ни один европейский писатель (я имею здесь в виду беллетристов), сколько-нибудь выдающийся, имеющий право занять почетное место во всеобщей истории литературы, не остается у нас непереведенным - или вполне, или частями. При этом нельзя упускать из виду и то обстоятельство, что между именами наших переводчиков встречается немало таких, которые принадлежат весьма почтенным и даровитым деятелям нашей словесности.

Второе из вышеупомянутых обстоятельств заключается в том, как относится к русским переводам иностранных писателей наша критика. И здесь мы усматриваем явление, противоположное состоянию этого дела за границею, но уже далеко не к нашей выгоде. В европейских странах, даже во Франции, где, как известно, на иностранных писателей, таких даже, как Шекспир или Гёте, большинство смотрит, или по крайней мере смотрело, достаточно высокомерно,- всякий перевод капитального произведения на туземный язык рассматривается критикою так же серьезно и солидно, как выдающееся оригинальное произведение, чем и определяется место, которое должен занять этот перевод в отечественной литературе. У нас мы видим совсем не то. Здесь со стороны критики или полное игнорирование предмета, или мимолетный отзыв газетного свойства в нескольких строках,- и из множества примеров этого явления можем указать на следующий, весьма характеристический. Когда появилось гербелевское издание сочинений Шекспира¹ - а это было первое полное собрание его переводов на русском языке, причем некоторые переводы были здесь напечатаны в первый раз,- ни в одном журнале нашем, в газетах же и подавно, не дали, сколько мне известно, не только подробного серьезно-критического разбора, но даже мало-мальски самостоятельного и солидного отзыва; везде все дело ограничивалось более или менее кратким «извещением» чисто библиографического характера. Затем то же самое, и даже в большей степени - так как тут дело обошлось и без «извещений»,- повторилось недавно при выходе четвертого издания того же полного собрания сочинений Шекспира, хотя в этом издании все помещавшиеся в предшествовавших изданиях переводы А. Л. Соколовского (а их чуть ли не десять) были заменены новыми, сделанными в первый раз, и притом писателями с хорошо известными в нашей литературе именами.²

Это по части игнорирования и библиографичности вместо критики; но еще больше важности для дела имеет отношение этих рецензентов к достоинству труда, о котором они докладывают читателю. Отношение это или в высшей степени поверхностное, доказывающее, что рецензент почти в глаза не видел предмета своей работы и отделался только несколькими общими местами, или также в высшей степени невежественное. Последнее объясняется совершенно естественно тем, что о достоинстве перевода берутся судить люди, почти читать не умеющие на языке подлинника: и тут мы бы могли назвать несколько имен и привести много примеров, которые можно бы признать очень забавными, если б они не были уж чересчур возмутительны. А насчет поверхностного отношения из существующих тоже во множестве примеров вот хоть бы два: выходит Дантов «Ад» в переводе покойного С. И. Зарудного, труд, где переводчик, независимо от многих очень вольных отступлений от подлинника, не стеснился поместить в самый текст свои собственные примечания и объяснения, и уже через два, три дня после выхода этой книги в нескольких газетах встречаем отзывы о верности перевода; выходит фетовский перевод «Фауста» - и тоже не далее, как по прошествии двух, трех дней, газетные и журнальные рецензенты свидетельствуют перед читателями о близости к подлиннику перевода; точно есть какая-нибудь физическая возможность в такое короткое время добыть себе хотя приблизительное понятие о верности или неверности перевода таких произведений, уже хотя бы по их объему, как «Ад» или «Фауст»!

Вышесказанное отношение нашей критики к переводческой деятельности есть, полагаем, одна из существенных причин того, что у нас до сих пор не установились, до сих пор остаются довольно разнообразными мнения насчет того, что значит истинно хороший перевод, какие качества нужно иметь, чтобы быть истинно хорошим переводчиком, и т. п. Из ответов на второй вопрос представляются заслуживающими внимания - уже по именам их авторов - два: Жуковского и Тургенева. По мнению первого, «чем ближе к дарованию образца стихотворное дарование подражателя, тем лучше» (Жуковский, обмолвившись, говорит «подражателя» вместо «переводчика», выражая этим невольно свою настоящую мысль, ибо, так как он сам - о чем будет еще речь ниже - никогда не был переводчиком в истинном значении этого слова, то и на перевод мог смотреть не иначе, как на «подражание»); «но,- прибавляет Жуковский,- я позволяю себе думать, что оно (то есть стихотворное дарование переводчика) непременно должно быть с ним (то есть дарованием образца) одинаково»,- и тут же объясняет, что под «стихотворным дарованием» он понимает «способность воображать и чувствовать сильно, соединенную со способностью находить в языке своем такие выражения, которые соответствовали бы тому, что чувствуешь и воображаешь».³ Тургенев же на этот счет говорит вот что (в своем разборе Вронченкова перевода «Фауста»): «...талант, творческий дар необходим переводчику; самая взыскательная добросовестность тут недостаточна. Что может быть рабски добросовестнее дагерротипа? А между тем хороший портрет не в тысячу ли раз прекраснее и вернее вся­кого дагерротипа? Заслуга переводчика чрезвычайно велика, но только тогда, когда ее действительно нельзя не признать за­слугой. Многие, не совсем бездарные, но и не даровитые люди охотно принимаются за переводы; переводя, они избавляются от необходимости прибегать к собственной изобретательности (которая, может быть, уже не раз изменила им); они имеют перед собой готовый материал, и между тем, все же, они как будто создают, как будто сочиняют. Но не такими воображаем мы себе истинно хороших переводчиков. Такие натуры попада­ются довольно редко. Их нельзя назвать самостоятельными та­лантами, но они одарены глубоким и верным пониманием кра­соты, уже выраженной другим, способностью поэтически вос­производить впечатления, производимые на них любимым поэтом; элемент восприимчивости преобладает в них, и соб­ственный их творческий дар отзывается страдательностью, не­обходимостью опоры. Они по большей части бывают люди с тонким вкусом, с развитой рефлексией. Таков был Шлегель, таков был и Фосс. Невольная симпатия привлекает их к тому поэту, которого они стараются передать (вспомним о Жуков­ском и Шиллере); всякий хороший перевод проникнут любовью переводчика к своему образцу, понятной, разумной любовью, т. е. читатель чувствует, что между этими двумя натурами су­ществует действительная, непосредственная связь».