| |
113
Когда чего-нибудь хотелось ей, -
Желаемое сразу приносили,
За исполненье всех ее затей
Любые суммы золотом платили.
Но даже деспотичностью своей
Она была мила; ее любили
И женщины и все прощали ей -
Все, кроме красоты, сказать точней.
114
Жуан - ее последняя причуда -
Замечен ею из окна; тотчас
Искать его по городу повсюду,
Купить его немедля - был приказ.
Баба его нашел (скрывать не буду -
Он потакал красавице не раз)
И, действуя по тщательному плану,
Переодел рабынею Жуана.
115
Но как она, султанова жена,
Решилась на такое приключенье?
Почем я знаю! Не моя вина,
Что не имеют жены уваженья
К мужьям венчанным; всем одна цена!
Обманывают всех без исключенья
Супругов - и монархов и князьков:
Уж такова традиция веков.
116
Но ближе к теме! Видя по всему,
Что дело приближается к развязке,
Она в лицо герою моему
Взглянула без особенной опаски
Он был "приобретен", а посему
Она его спросила - не без ласки,
Но несколько надменно, может быть:
"Умеешь ли ты, юноша, любить?"
117
В другое время моего Жуана
Такой вопрос легко б воспламенил,
Но в нем была свежа живая рана:
Свою Гайдэ еще он не забыл,
И сей вопрос любимицы султана
В нем только боль утраты разбудил;
И он залился горькими слезами,
Что очень глупо, согласитесь сами.
118
Гюльбея удивилась - не слезам:
Их женщины охотно проливают,
Но юноши прекрасного глазам
Их влажный блеск никак не подобает!
Лишь тот, кто пытку слез изведал сам,
Тот знает - слезы женщин быстро тают,
А наши, как расплавленный свинец,
Впиваются в расщелины сердец!
119
Она б его утешить постаралась,
Но не могла понять, с чего начать.
Ведь ей ни разу в жизни не случалось
Себе подобных в горе утешать!
К ней горе никогда не приближалось,
И очень трудно было ей понять,
Что кто-нибудь, глаза ее встречая,
Способен плакать, их не замечая.
120
Но женщины природа такова,
Что зрелище смятенья и страданья
Диктует ей участия слова
В любой стране, при всяком воспитанье.
В ней жалость изначальная жива,
Она - самаритянка по призванью.
Глаза Гюльбеи, бог весть отчего,
Слезой блеснули, глядя на него.
|
|
121
Но слезы, как и все на этом свете,
Иссякли, - а Жуан не мог забыть,
Что он еще султанше не ответил,
Умеет ли он подлинно любить.
Она была красива, он заметил;
Но он не мог досаду подавить:
Он был пред этой женщиной надменной
В смешном наряде - и к тому же пленный!
122
Гюльбея озадачена была
(Впервые, может быть, за двадцать лет!);
Она сама ведь всем пренебрегла
И дерзостно нарушила запрет,
Когда герою нашему дала
Столь милый и приятный tete-a-tete*.
Меж тем уже минут минуло двадцать,
А он не помышлял повиноваться.
{* Свидание наедине (франц.).}
123
О джентльмены! Я хотел сказать,
Что в случаях подобных промедленье
Под солнцем юга принято считать
За самое плохое поведенье.
Красавицу заставить ожидать -
Да это даже хуже преступленья;
Здесь несколько мгновений, может быть,
Способны репутацию сгубить.
124
Жуан был смел и мог бы быть смелее,
Но старая любовь проснулась в нем.
Напрасно благородная Гюльбея
С ним говорила властно, как с рабом, -
Невежливо он обошелся с нею,
А все - таки, признаться, поделом!
Красавица краснела и бледнела
И на него внимательно глядела.
125
Она Жуана за руку взяла
С улыбкой благосклонной и усталой,
Но искра гнева взор ее зажгла:
Любви его лицо не выражало.
Она вздохнула, встала, отошла
И наконец - последнее, пожалуй,
Чем можно гордой женщине рискнуть, -
Жуану просто бросилась на грудь.
126
Опасный миг! Но гордость, боль и горе
Как сталь его хранили: он вздохнул
И с царственной надменностью во взоре
Божественные руки разомкнул.
В ее глаза, лазурные как море,
Он холодно и пристально взглянул.
"Красавица! - воскликнул он. - В неволе
Не брачутся орлы, - а я тем боле!
127
Спросила ты - умею ль я любить?
Умею, но, прости меня, - другую!
Мне стыдно платье женское носить!
Под крышею твоей едва дышу я!
Любовь - удел свободных! Подчинить
Султанской власти чувство не могу я!
Сгибаются колени, взоры льстят,
И руки служат, - но сердца молчат".
128
Для европейца это очень ясно,
Она ж привыкла искренне считать,
Что прихоти владыки все подвластно,
Что даже эта прихоть - благодать!
Рабы невозмутимы и безгласны,
Не могут и не смеют возражать -
Вот бытия простое пониманье
В наивном императорском сознанье.
|
